Казанский федеральный университет присоединился к акции Минобрнауки России «Научный полк». Мы повествуем о мужестве и героизме студентов и преподавателей вуза в годы Великой Отечественной войны, их вкладе в Победу.

Глеб Покровский родился в 1925 году. В 1941 он окончил 8 классов средней школы города Ленинграда. Молодой человек находился в городе, когда 8 сентября он был отрезан от всей страны. Началась 900-дневная блокада. Самое страшное время блокады – это осень–зима 1941–1942 года. Бомбежки, голод, холод. Но город жил, работали предприятия, поликлиники, детские сады и школы.

Глеб Борисович стремился отправиться добровольцем на фронт, и после краткосрочной учебы на радиста в марте 1943 года его забросили в немецкий тыл, в партизанский отряд. Он воевал в составе 11-й Волховской бригады на Ленинградском фронте, затем на Прибалтийском. В память о той страшной и жестокой войне, которая забрала жизни многих людей, Глеб Борисович Покровский написал воспоминания.

«В 1943 году я попал в отряд Григория Григорьева. Нас было 36 человек. При забросе в тыл наши отряды назывались разведывательно-диверсионными отрядами НКВД, а не партизанскими. Нашими задачами были: разведка на железных и шоссейных дорогах, организация диверсий, связь с резидентами. Категорически запрещалось принимать в состав отряда гражданских лиц и перебежчиков, а также заходить в деревни и населенные пункты. Оружие, боеприпасы и продовольствие нам сбрасывали с самолетов.

Служил я радистом. Район действия отряда был ограничен Витебской и Варшавской железными дорогами, а с юга – железной дорогой Луга – Новгород. Постоянного места дислокации не было. Приходилось все время менять места привалов. Никаких землянок. На ночлег обычно устраивались в густом лесу. Стелили на землю еловый лапник, укрывались плащ-палатками.

На привалах организовывалась круговая оборона. Группы располагались по окружности вокруг штаба, выставлялись часовые. День обычно начинался с рассветом. Умывшись в соседней луже, начинали готовить завтрак. Чтобы не разводить несколько костров, варили пищу, держа котелки «на удочках» – длинных палках с крючком на конце. Это позволяло на одном костре одновременно согревать 5–6 котелков. Если с продуктами было хорошо, то в крупяной суп добавлялись консервы и масло. Каши, как правило, не варили: возни много.

Основной нашей задачей была организация крушений на железных дорогах. Достаточно сказать, что за один летний месяц 1943 года группы отряда пустили под откос 17 эшелонов противника. С начала сражения на Курской дуге всем отрядам была спущена директива: максимально увеличить диверсионную работу – подрывать рельсы, спиливать телеграфные столбы, чтобы затруднить переброску немцев на юг. В это время мне и другим радистам пришлось передавать огромный по объему материал – сведения о количестве эшелонов, их грузах, об изменении дислокации частей. Мне приходилось иногда ходить с группами на различные задания. Обычно радистов посылали в дальние рейсы, чтобы как можно более оперативно сообщать в штаб партизанского движения добытые сведения и результаты работы.

Где-то в конце апреля пришло из штаба распоряжение: объединяться отдельным отрядам в нашем районе в Волховскую бригаду «для более действенной работы в тылу». На острове, куда мы пришли, рос густой сосновый лес: высокие, в полтора–два обхвата, деревья. Из валунов соорудили огневые точки, все подходы к лагерю заминировали, благо недостатка в толе не было. Лагерь назвали «каменным». Сделали даже управляемые мины: к зарядам из 15–20 килограммов тола подводили замаскированный трос из парашютных строп. Для того чтобы такая мина сработала, достаточно было дернуть за шнур.

В середине июля начался штурм лагеря. За день немцы предприняли 9 атак и понесли огромные потери. В нашей же бригаде раненых было всего двое. К вечеру стали заканчиваться боеприпасы. Решили выходить из окружения. В костры набросали патронов, чтобы создать видимость стрельбы, наставили мин, а все отряды по горло в «непроходимом» болоте обошли немецкое кольцо с севера. Пунктуальные немцы, веря картам, не удосужились окружить нас с запада, считая достаточным наличие болот. Уже выходя на твердую почву, мы услышали стрельбу и взрывы: это немцы ворвались в лагерь.

Бригада разбилась на отряды и стала выходить из этого района на юг, а немцы начали прочесывание леса. Лесной квартал с трех сторон оцеплялся, через 20–30 метров ставились солдаты. С четвертой стороны шли эсэсовцы, строча из автоматов. Григорьев сумел вывести почти весь свой отряд целиком. Немцы преследовали нас три дня. Вконец измученные, мы прилегли в каком-то лесочке, выставили часовых и заснули. Нас почти окружили, и если бы не Григорьев, который, проснувшись, заметил немцев и поднял тревогу, то перебили бы всех. Я очнулся от страшной стрельбы, встал на четвереньки и только успел надеть на шею ремень радиостанции, как получил сильный удар. Боли пока не чувствовал, но обе руки беспомощно болтались. Побежал в ту сторону, откуда не стреляли, увидел свежий след только что пробежавших людей и бросился вдогонку. По пути встретил Новожилова, командира одного из отрядов. Он стоял лицом в ту сторону, откуда могли появиться немцы, позвал меня, повесил мне на шею планшетку и велел передать ее Григорьеву. Я звал его с собой, но он вытащил из кобуры пистолет. Оглянувшись, я увидел, что вся спина у него в крови. Как он мог еще стоять на ногах? Когда я немного отбежал, то услышал выстрел. Бежал я с такой скоростью, что, наверное, заработал бы медаль на соревнованиях. Услышав впереди топот ног, я крикнул, отряд остановился. Из 34 человек, бывших в группе до этого, осталась только половина. Медсестра Катя наспех перевязала мне раны. Выяснилось, что я ранен в спину и правую руку. Входное отверстие пули было напротив сердца, но так как я был во время ранения на четвереньках, пуля проехалась по ребрам. Перебила левую ключицу и застряла в плече. Обе руки привязали повязкой к шее, и мы побежали дальше. При переходе через железную дорогу Луга – Новгород нас опять обнаружили немцы и открыли стрельбу. Рассредоточившись, мы побежали дальше. Укрылись в большом лесном массиве километрах в ста к югу от прежней базы. Положение было отчаянное. Продукты кончились. Питались травой – заячьей капусткой, ловили лягушек, ужей. Начались голодные обмороки. Кончались боеприпасы и, самое главное, питание для рации. Соединив несколько батарей, с трудом удалось связаться со штабом. Ближе к осени нам, наконец, разрешили брать в отряды мирное население. Пришло много молодежи из деревень. Одновременно к нам, как правило группами, стали переходить власовцы. Большинство из них оправдало наше доверие.

С началом наступления под Ленинградом в январе 1944 года штабом партизанского движения был отдан приказ: срывать все перевозки немцев к фронту, разрушать связь, дороги, уничтожать гарнизоны. Но немцам уже было не до нас: на фронте дела шли все хуже и хуже…».

Глеб Борисович Покровский окончил войну в Литве, участвовал в разгроме Курляндской группировки противника. После завершения Великой Отечественной он служил в составе группы советских войск в Германии, демобилизовался в 1951 году.

В 1952 году он с золотой медалью окончил вечернюю школу, а затем поступил на физико-математический факультет Казанского университета. Работал инженером, преподавателем, в 1973 году Глеб Покровский защитил диссертацию на степень кандидата физико-математических наук. Преподавал на кафедре радиоастрономии.

Почти полвека жизни Глеба Борисовича связаны с Казанским университетом – он вышел на пенсию в 2001 году. Инвалид войны, блокадник Г. Покровский награжден орденом Отечественной войны I степени, медалями «За отвагу», «Партизану Отечественной войны» II степени, «За оборону Ленинграда» и другими.